— Вот ты знаешь, рыбу выбрать — это как жену выбрать, — Шеврутов хитро поглядел на меня и положил перед собой судака. Хрустнули кости, и судачья голова отлетела с разделочной доски.
— Ты можешь выбрать себе геморрой, а можешь земное счастье, и никто не знает, что для кого счастье, а что геморрой. А можешь выбрать снулую рыбу, пустую и никчемную, можешь получить от судьбы ледяную рыбу, прозрачную гостью южных морей. Тебе скажу, как аквариумист со стажем.
Над нами действительно высились железные стеллажи со снующими рыбками. Стучали компрессоры на балконе, в воде что-то булькало, и даже, кажется, кто-то бил хвостом.
Шеврутов любил рыб, и сам понемногу становился рыбой. Он ел рыб, разводил рыб, кормил рыб и жил рыбами. Тайными тропами к нему приезжали люди за редкостями, с ненадежными людьми встречались посредники.
Он давно стал тайным магистром ордена аквариумистов.
Я приехал к нему с вечера, чтобы потом утром выехать на рыбную ловлю. Как настоящий тайный магистр, Шеврутов имел занятия, которые не мог передоверить никому.
Тайное рыбное место, вот что ждало его завтра. И в знак особого доверия он взял меня — зачем, можно было только гадать. Сейчас, когда мы сидели под сенью черной аквариумной воды, в световом кругу маленькой лампы, я думал, что тайному магистру все-таки хочется славы.
Если найдется кто-то, кто расскажет о нем, очарованный тайнами и сказками, то пусть это буду я. Самые знаменитые разведчики — это разведчики провалившиеся, говорили мне коллеги.
Если судьбе нужно раскрыть тайну тайному магистру, то я буду ее орудием — всю жизнь я занимался созданием репутаций.
Толстосумы и политики с жирными глазами, журналы-однодневки и химические заводы (восемь труб, дым-отрава шести цветов и кипящая от стоков даже в мороз речка) — мы занимались всеми.
Что уж до Шеврутова, то мы были знакомы давно — я бы согласился ехать с ним в любом случае.
— А жены, — сказал Шеврутов, — те же рыбы. Их нужно хорошо кормить и чаще менять воду.
Мы выпили странной китайской водки — со вкусом рыбьего клея.
Спалось плохо — жужжал над головой демисезонный комар, что завелся в шеврутовском доме от сырости. Однажды, на старой квартире, к нему пришел сосед снизу, жалуясь на шум компрессора. Прямо в прихожей он увидел, что над его квартирой зависло полторы тонны воды — он еще не видел всего шеврутовского водяного царства. Сосед изменился в лице и решил не жаловаться, а тихо молиться вышестоящей власти — чтобы та усмирила промежуточную власть третьего этажа и оттянула потоп.
Теперь Шеврутов жил на первом этаже старинного дома с сохранившимся на фронтоне гербом неизвестного дворянина и пентаграммой Осоавиахима над единственным подъездом. Перед сном я долго курил, пытаясь понять его выбор — я собирался уйти из рекламы, скучал и ленился дома. Шеврутов спал сном праведника. Я перелез через провода и трубки, на цыпочках мимо его кровати и пошел в прихожую, чтобы проверить кое-что из собранного нами на завтра.

Мы выехали в утренней темноте. Мусор кривых переулков хрустел под колесами, большую машину качало на ухабах. Шевру-тов рассказывал, как много лет назад один молодой человек пришел к нему просить денег. Молодой человек проиграл грузинам в карты свою квартиру, а время было горячее, как пистолетный ствол после стрельбы.
Шеврутов не дал молодому человеку денег, он рассказал ему секрет выращивания стеклянного окуня. Скоро тот расплатился с долгами, поднялся круто и быстро, а потом следы его потерялись. Но раз в год курьерская служба бренчала ящиком французского коньяка у дверей Шеврутова.
Мы разогнались по серому утреннему проспекту, затем свернули от него в промзону. Мелькнула огромная гармоника цементного элеватора, страшные птицы речных кранов, и вот уже мы ехали мимо неосвященного берега реки.
Странный запах вдруг ударил в ноздри. Я заерзал на сиденье — было такое впечатление, что у меня на ботинках вдруг оттаяло прилипшее дерьмо.
— Не мучайся, — Шеврутов заметил это мое движение. — Тут всегда так. А кто живет, давно уже привыкли. Даже не замечают, сидят на лавочках, целуются. А знаешь, что тут было во время войны? Там дальше — нефтеперегонный завод, его немцы бомбили до сорок третьего года. Так тут был фальшивый факел, который отвлекал бомбардировщики на себя.
Я представил себе, как «Хенке-ли» заходят на цель, как отделяется от каждого них две тонны бомб и фонтаны говна поднимаются над поверхностью канализационных отстойников. Я представил себе и этот звук, воющий, ноющий звук падающей взрывчатки и чавканье фильтрационных полей.
От этой воображаемой фантастической картины меня отвлек Шеврутов. Он остановил машину рядом с небольшим проломом в бетонной стене — я вылез наружу, ежась от утренней сырости. Тайный магистр вынул из багажника чехлы и жужжал молниями на них.
Наконец, он вынул несколько блестящих странных предметов и запер машину.
Мы шагнули в проем, как десантники шагают в пустоту за бортом.
Дальше тропинки не было — Шеврутов шел в утренних сумерках по одним только ему известным приметам. Я иногда утыкался ему в спину, иногда отставал на несколько шагов, и видел, как дорогое черное пальто метет глину.
Рядом под поверхностью мрачных луж шла загадочная внутренняя жизнь. Как в гигантском аквариуме, что-то булькало, ухало. Над жидкостью в лужах поднимался пар, курились дымки близко и далеко в этих полях.
— Ты не думай, настоящие поля аэрации дальше, а здесь старая зона... Так вот, — продолжил Шеврутов какую-то фразу, начало которой я упустил. — Рыба здесь особенная. Начало здешней рыбе положили бракованные телескопы, которых лет пятьдесят назад спустил в унитаз аквариумист Кожухов. Он вывез свою коллекцию из Берлина в сорок шестом. Я видел эти аквариумы — увеличительные вставки в стеклах, бронзовая окантовка с орнаментом... Когда его пришли брать в пятидесятом, дубовая дверь продержалась ровно столько, сколько понадобилось Кожухову, чтобы спустить последнюю рыбу в канализацию.
Но сейчас у нас другая радость — наша рыба очень живуча. Мои продавцы возили ее в пластиковых мешках с кислородом по всей Европе. Переезд до Парижа ей совершенно нипочем. И это не самое интересное. Мне мутанты не интересны, мутанты нежизнеспособны и мрут, как первый снег тает. Мне интересны новые виды.
Я тебе покажу совершенно иное...
Мы прошли криво погрузившийся в лужу трактор с экскаваторным ковшом и заброшенное бетонное здание. Дальше начинался лес ржавой арматуры и странные постройки без крыши.
— Вот, можешь поглядеть. Спустись по ступенькам, пока я сачок свинчиваю. Подивишься.
Я начал спускаться по обнаружившимся ступенькам мимо забора из сетки-рабицы. Рядом с кроватной спинкой, вросшей в землю как поручень, начиналось небольшое озерцо. Вода в нем, или то, что было водой, стояло ровно и неподвижно. Если бы озерцо возникло из бомбовой воронки военных времен, то я не удивился бы.
Я наклонился к воде, чтобы разглядеть новый аквариумный вид, составивший Шеврутову славу.
Но никто не роился в этой неожиданно прозрачной воде.
Роиться там было некому.
Огромный глаз глядел на меня бесстрастно и мудро. Огромное существо изучало меня, как червяка, зашедшего на обед. Царь рыб ждал гостей в своей страшной глубине.
Я отшатнулся и сделал несколько шагов по ступенькам вверх. Там уже стоял Шеврутов. Неожиданно он толкнул меня в грудь.
— Ну, что стоишь. Иди, прыгай.
— Ты что? — шепотом спросил я и прибавил еще тише: — Ты с ума сошел?..
— Давай, давай, — толкал меня вниз Шеврутов. — Нечего тут...
Схватившись за ржавую кроватную спинку, я пытался отпихнуть аквариумиста. Шеврутов печально достал их кармана пистолет ТТ, показавшийся отчего-то гораздо большего размера, чем на самом деле.
— Ну, давай — он мертвечины не любит. Он тебя сам выбрал, он всегда сам выбирает.
Глаз приблизился к поверхности и бесстрастно смотрел на нас.
— Леха, ты что, стрелять в меня будешь? А как ты в меня стрелять-то будешь?
Шеврутов сопел, еще ничего не понимая. Наконец, догадавшись, он суетливо выщелкнул пустую обойму в грязь. Он тупо смотрел на горсть патронов в моей руке и тускло блеснувший нож, который я достаю из кармана. Если Царь рыб действительно выбрал меня, то он сделал хороший выбор.
Шеврутов завыл тоненько, спустился на одну ступеньку, потом одолел еще несколько ступенек, и тут я дернул его за плечо. Полы черного пальто взмахнули в воздухе, как крылья птицы, и Шеврутов рухнул в озеро.
Ни одного пузырька не поднялось оттуда. Глаз скрылся, но я спокойно ждал. В общих чертах я представлял, что будет дальше.
И вот огромная рыбья голова возникла над поверхностью.
Теперь была моя очередь загадывать три желания.