Когда я была маленькой, я была задумчивой и тихой. (Так я воспринимаю себя тогдашнюю сейчас, хотя временами была и хулиганкой!) Мне нравились сказки Андерсена, где каждый предмет живет своей жизнью, имеет свои мысли, переживания, историю. И вот я видела все это в окружающем меня мире, знала, что, как только я усну, вокруг меня просыпаются игрушки, начинают беседовать и ходить друг к другу в гости. Поэтому я тщательно закрывала на ночь дверь детской, чтобы они не упали на холодном полу при появлении взрослых и не простудились.
Так, когда мой проигрыватель, на котором я до дырок заслушивала виниловые пластинки с детскими сказками, начинал барахлить и по какой-то причине не играл, то я, протерев с него пыль и «пожалев спокойной ночи» ему вслух, оставляла его в покое на пару дней - ведь он столько трудился для меня! И, что вы думаете! Через пару дней проигрыватель играл как миленький, и из его динамика в сотый раз в день неслась вступительная песенка: «Добрый доктор Айболи-ит»!
Я никогда не скучала – я не понимала как такое возможно! Ведь все время находилось что-нибудь, о чем можно подумать, представить, затеять собственную игру. Например, когда болел Антошка.
Антошка – это моя кукла.
Пёстрая клетчатая рубаха, брюки на подтяжках, пластмассовая голова и пластмассовые зеленые сапоги. На макушке Антошки рос чуб. Чуб был в форме оселедца, как у настоящих казаков, длинный и светлый, а личико очень напоминало рыжего мальчишку из мультика, который пел "А я дедушку не бил, а я дедушку любил!"
Антошка часто « болел»: каждую ночь он убегал бродить по комнате, заходил в гости к другим игрушкам, а когда возвращался ко мне – я обычно просыпалась. Он падал возле кровати и простывал. Его обязательно нужно было напоить горячим чаем и уложить спать, иначе вообще как Антошке потом жить на белом свете?! Еще Антошка был жесткий. Мягким было только тело, а голова и сапоги - нет. Поэтому ему стелилось отдельное ложе, в самом углу моей кровати, под стенкой. Но он все равно убегал. И «болел»..
А еще можно было водить шахматы. Папа рано научил меня играть, я знала фигуры, я знала, кто как ходит, я знала, что фигуры всегда должны быть под защитой друг друга. Но мне не нравился бой. Мне не нравилось противостояние. Поэтому, когда я "водила шахматы", у меня на доске был мир. Фигуры, строясь в очередь, чтобы зайти на доску, приглашали за собой кого-то следующего – черный король мог позвать за собой белую ладью, а белый слон галантно пригласить черную королеву. Потом они важно шествовали по полю – один за другим, вереницей, и шествие не должно было замыкаться – поэтому вписывало на доске замысловатые вензеля разной формы. Такая игра могла продолжаться часами – мне не было скучно одной.
А еще у нас был сад. Так мы называли участок в садово-огородном товариществе. Мы жили в центре города, все было относительно близко, а в сад нужно было долго ехать на трамвае, так что каждая поездка воспринималась как путешествие. В саду было замечательно! Множество деревьев, дававших прекрасные плоды, стрелки лука и чеснока, мимо которых невозможно пройти мимо – я всегда "паслась" на зеленых грядках, но самое главное было не это! В саду было два моих заветных места: вкопанная по самое горлышко бочка с водой и полоска песчаной земли на границе с верхним участком
Бочка была густо населена живностью. Подолгу наблюдала я за кипящими подводными страстями: как , извиваясь, к поверхности подплывают личики комаров, как зависают они у самого верха, чтобы набрать воздуха, как охотятся за ними стремительные водомерки, как жуки-плавунцы, походя, зацепляют кого-нибудь из них и утаскивают на глубину, туда, где мне ничего не видно…
Так знакомилась я с природой а еще давали мне книги по природоведению… Давали и надеялись, что я скоро брошу странные свои предпочтения и заведу новые…
Но нет тут то было, как говорят в старых сказках…
(продолжение следует))))))))