Орды басурман с жидкими бородёнками и в пёсьих шапках заполонили Русь. С собой они несут хаос и тьму. На зелёных холмах горят церкви; кресты, оклады и церковную утварь сваливают в кучи как металлолом. Князь с дружиной отправился в языческие страны обращать нехристей в истинную веру, продать шкур да лесу; ну и за гостинцами. Защитить простой люд некому...

Мать Ларисы тревожно смотрит в окно, зябко кутаясь в шаль и прихлёбывая чай с бергамотом. Во дворе двое басурманов в рваных халатах гоняются за курами. «От дурни! Кто ж так курей ловит?» - с горечью произносит она. «Лариска, ты бы измазалась углём, да схоронилась в погребе от беды. Заодно и лук переберёшь.»

Лариса гневно взглянула на мать: «Лук перебрать?!! Да как ты можешь говорить такое?!! Русь в беде, веру поганят! Да и угля у нас отродясь не бывало — на газу живём...»

«Ты как с матерью разговариваешь? Вот отец проспится после вчерашнего — всё ему расскажу. Он тебе воспитание выпишет!»

Дочь возмущённо фыркнула, схватила резиновые сапоги и выбежала босиком с заднего крыльца... Мать кричала вслед, чтобы одела кофту и была дома к ужину. Но Лариска уже не слышала. Как ветер мчалась она в белом сарафане в соседнее село, где только открыли старинную церкву после реставрации.

Церковь встретила её полным разорением. Всё ценное уже вывезли; над осиротевшей без креста маковкой кружила дюжина растерянных ворон. Сидеть им теперь было негде... Иконостас дымной кучей свален на паперти, здание из Храма превратилось в вавилонский зиккурат.

«Лара, ты?» - за церковной оградой стояли две бывшие одноклассницы. Школу они все закончили пару лет назад. «Мы в кино собрались, пошли?» Вдоль по улице четверо басурман волочили корову бабы Нины. Корова волновалась и оставляла жидкие лепёшки на новых плитках мостовой. ««Глухой слепарь-7» привезли. Говорят — клёвое кино!»

Лара в отчаянии бросила резиновые сапоги оземь. «Да вы что?! Совсем ничего не замечаете?» Бабнинина корова протяжно замычала и выдала очередную порцию экскрементов. Один из нехристей поскользнулся и упал, подельники встретили событие весёлым воем и громкими насмешками на тарабарском языке с элементами русского просторечия. «Господи, - подумала Лариса, - если бы не мат, как бы они вообще друг друга понимали? Это ж не язык, а набор звуков...»

Подруги за оградой оглянулись в поисках не замечаемого, увидели перемазанного навозом басурманина: «О, прикол! Круто он припудрился!» Громко, не по-девичьи заржали. «Ну ты идёшь?»

Лариса пьяными глазами осмотрелась вокруг. В конце улицы горбились знакомые бабки и перемывали чьи-то кости. Взобравшись на длинную лестницу, пришлый срезал провода со столба, его подельники сматывали их в неаккуратные бухты и валили в тракторную телегу. Приятель отца, дядя Витя, не дошёл вчера до дому и сладко спал, привалившись к забору. Мимо с улюлюканьем пронеслись мелкие ребятишки на велосипедах. Несколько басурман зачем-то рубили тополя вдоль улицы. Из поруганной церкви вышел отец Илья и бросил в почти прогоревшую груду реликвий несколько священных книг.

«Отец Илья! Вы-то что творите?!»
«Лариса! Здравствуй, дочь! Что ты с утра на службе не была? Мы вот ремонт затеяли.»
«Какой же это ремонт? Вы же Писание в костёр бросили!»
«Это ересь ныне. Теперь мы Бога выбирать будем, а не кланяться неизвестно кому.»
«Да вы... вы — вероотступник!»

Лариса глазом не успела моргнуть, как вокруг собралась толпа. Бабки обступили её и Отца Илью плотным кольцом и многократно увеличились в числе. Басурмане побросали награбленное и смешались с бабками. Даже дядя Витя приподнялся наполовину, неуверенно держась за штакетину.

«Что ты бормочешь, глупая девка!» - орали бабки. «Впёрлась почти в церкву босыми ногами, да простоволосая! Да она вон на батюшку тут похабщину навела! И про веру непотребности выкрикивает!»

Лариса сжала нательный крестик обеими руками и сквозь слёзы смотрела на потерявшую разум толпу. Люди стёрлись, были видны лишь белки обезумевших глаз и пена из множества ртов, слышен громогласный рёв. Это же Зверь бросает ей вызов! Лариса высоко подняла крестик над головой, но Зверь не отступил...

Чужие руки схватили её, чужие рты раздули тлеющий огонь костровища. Ларису привязали к столбу ограды и обложили какой-то ветошью. Горящими житиями святых подожгли груду.

Лариса молилась и молилась, пока душа её, невесомая, как звон колокольчика, не устремилась ввысь. Подхватили душу в белом сарафане ангелы Господни, и повлекли её в Царствие Его. Трубили торжественно трубы, и ветер разгонял облака на безмятежном лазоревом небе. И увидели эту её душу палачи, как Истину, и устыдились. Ужаснулись кошмару содеянного и восхитились духовным подвигом девушки.

Бросились люди, крестясь и каясь, кто куда. Басурмане немедленно приняли христианство от Отца Ильи. Натянули вновь провода на улице. Вернули кресты и, как могли, нарисовали новые лики. Отвели корову Бабе Нине и собрали с дорожной плитки лепёхи. Одноклассницы разорвали копию «Глухого слепаря-7» и для верности разбили проекторы в кинотеатре. Даже дядя Витя поправил скособоченную штакетину, за которую держался. Ветер раздул пепел, и стала Русь ещё краше и православнее, чем была.

Аркадий Степанович Сычёв, известный в определённых кругах как «Сыч», дремал за рулём старенькой «Волги». Как всегда, лето пролетело незаметно. Когда-то давно, ещё на заре своей педагогической карьеры, он ждал начала нового учебного года с трепетом. Хотелось скорее приступить к обучению, осуществить задумки, заготовленные летом. Уже много лет Аркадий Степаныч не преподавал. Теперь он просто честно вырабатывал свой стаж в ожидании пенсии. Зато на должности директора; пусть и небольшой сельской школы. Появились спины молодых и рьяных учителей, за которыми можно иногда и вздремнуть...

Сегодня последняя суббота августа; последний по-настоящему беззаботный день. Надо только встретить жену из Города. Приличных колбасы и сыру в местных ларьках не найти... Степаныч глянул на часы — 14-10. Значит, отменили и эту электричку. До следующей — почти час. Ни то, ни сё... Ехать домой 20 минут, обратно 20 минут... Только бензину нажгёшь.

Он скосил глаза на пассажирское сидение. Там лежал здоровенный астраханский арбуз. Здесь таких не купишь, даже в Городе. Бывший ученик лично привёз с рыбалки вместе с вязанкой вяленой рыбы. Директор похлопал арбуз рукой, похлопал себя по упитанному брюшку. Плод был тугой и приятный на ощупь. А вот в животе явственно ощущалось свободное пространство. В бардачке автомобиля нашёлся старый тонкий ножик, Аркадий Степаныч не спеша и деловито протёр лезвие носовым платком и, к своему удивлению, вмиг сожрал половину арбуза. Мякоть оказалась именно такой, какой помнилась с детства — крупинчатой и сладостной.

Директор уснул за рулём с благостной улыбкой на лице, не замечая высохших ручейков сока на подбородке и пятен на белой рубашке с короткими рукавами.

Сиплый гудок электрички разрушил иллюзию.

Лариса открыла глаза. «Господи, приснится же такое!» Она вытерла испарину со лба. «Срам-то какой, в Храм - босиком и простоволосая!» Тут же зарделась от гордости, вспомнив, как ангелы протягивали к ней руки. Перекрестилась; «Хороший я человек, спасибо Тебе, Господи!» Уже год, как Лариса считала себя по-настоящему воцерквлённой, а до этого ещё год была оглашенной. В соседнем селе подвижники расчистили заросший берёзками остов большой каменной церкви, и полным ходом шли подготовительные работы для восстановления Храма. Вместе с Антониной Лариса занималась сбором средств всеми возможными способами. Основным из них было сидение на площади перед железнодорожной платформой с латунным ящиком для пожертвований. Жертвовали не только деньги, сегодня одна из бабушек угостила их целой авоськой коричных яблок.

«Что лопочешь, вертихвостка?» - подала голос Антонина, женщина неопределённых лет. На ней был коротковатый подрясник и чёрные же, видавшие виды мужские туфли. Между ними довольно вызывающе смотрелись шаровары небесно-голубого цвета. Любой сторонний наблюдатель безусловно принял бы её за бомжа, но на деле Антонина являлась исключительно набожной женщиной. «Опять дрыхла?»

«Матушка моя, да я чуть закемарила...» смутилась Лариса. «Ой, а это же машина Сыча! То есть, Аркадия Степановича... Вот здорово!»
«Чуть закемарила! Он уж добрый час стоит! Чего ж тут здорового?»
«Это директор школы, за женой, наверное, приехал. Ему как раз в наше село, и Отца Илью с собой возьмём!» Лариса светилась счастьем от такой удачи. Отец Илья сегодня должен был приехать до обеда, но электрички всё отменяли и отменяли... «Я пойду договорюсь с ним. Вон он как раз из машины выскочил.»

Аркадий Степаныч купался в каком-то совершенно детском сне. Разбуди его вдруг — ни за что не вспомнил бы человек, что ему снилось. Но все складки на немолодом лице ответственного работника образования разгладились, по высохшему следу арбузного сока с левой стороны спускалась легкомысленная струйка слюны.

Сиплый гудок электрички проник в грёзы и разрушил их.

Аркадий Степаныч не сразу понял, что сон уже не поймать, и какое-то время вращал зрачками за закрытыми веками в тщетной надежде удержать тающие образы. Но вскоре осталась лишь красная тревожная пустота. Ничего не оставалось, как открыть глаза. Они разглядели пустынную площадь перед железнодорожной платформой, платформу, переполненную людьми из-за отмены электричек и электричку, подъезжающую к этой самой платформе со скоростью идущей к смерти, но забывшей вытащить ноги из панциря черепахи. Где-то в недрах этого общественного транспортного средства таилась его супруга, с сумками, наполненными благоухающим сыром и ароматной колбасой. Но ни люди на платформе, ни супруга на подъезде к ней, ни даже гастрономические ароматы деликатесов не занимали сейчас мыслей Степаныча. «Поссать, не успею поссать!» - как током пронзило затылок уважаемого директора.

Он пулей выскочил из машины. До ближайшего относительно укромного места было не менее ста-ста пятидесяти шагов. Нечего и думать сделать хотя бы двадцать. «Чёртов арбуз и вся эта дерьмовая Астрахань!» А ведь как он мог забыть, что именно этого рыбака, Иванова Диму, он единственного за всю историю школы дважды оставлял на второй год. «Эк же всё подстроил, паскуда!» Он хотел было пристроиться позади своей машины, но совсем рядом расположились две блаженные богомолицы. И тут, как это часто бывает с людьми, загнанными в угол, Аркадия Степановича осенило. От понимания того, что решение есть, и оно элементарное, на душе заслуженного учителя стало легче и даже мочевой пузырь как-то смирился, и позволил сохранить видимую уверенность движений всему организму.

Степаныч достал из-под водительского сиденья баллонный ключ, который возил... ну, как всякий интеллигентный человек — так... на всякий случай возил... Остальной инструмент, может быть, более убедительный в данной ситуации, аккуратной кучей свален в багажнике, но на багажник решительно нет времени. Открыл капот и, нарочито деловитой походкой подошёл к радиатору вплотную. Упёршись коленями в бампер, принялся левой рукой с разводным ключом делать какие-то вращательные движения над двигателем, а правой освободил наконец естество, направив его в сторону расширительного бачка. Всякий любопытный зритель с платформы видел согбенную спину степенного водителя, починяющего что-то в масляном нутре заслуженного автомобиля.

Обычное дело...

Лариса упругой походкой обошла автомобиль. «Здравствуйте, Аркадий Степанович! Это я, Лариса Кузнецова. Помните меня?»
«А-а!.. Ну, как же...» Остановиться не было никакой возможности, директор повернулся к бывшей ученице боком настолько, насколько позволяла платформа с потенциальными зрителями.
«Ой, смотрите!» - девушка похлопала рукой по крылу - «Смотрите-смотрите! У Вас течёт что-то!»
«Да, да, девочка... Я знаю...» - сейчас Степаныч думал, что просто надуть в штаны было бы куда более мудрым решением. - «Это патрубок сорвало... с фитинга... сейчас, я его закручу....»
Он принялся сучить ключом туда-сюда, изображая закручивание.
«Давайте я Вам помогу!» - Лариса вытянула тонкую руку в сторону ремонтных работ.
«Нет, нет! Запачкаешься... Я сам! Я уже почти...» - директор покраснел и вспотел - «ещё пару оборотов...» - но обороты и не думали заканчиваться.
Девушка звонко засмеялась. «Запачкаюсь! Ерунда какая! Давайте, я патрубок пережму, а то вытечет всё — как же Вы поедете? А Вы крутите! Я сильная, я всё лето старые кирпичи в церкви очищала!» И, перегнувшись через крыло, мгновенно нащупала «патрубок» и перегнула его пополам. Действительно прекратив всякую течь. «Ого, как давит! Конечно, Вы один не справились бы!»

Более глупой ситуации Аркадий Степанович не мог припомнить из всей своей 35-тилетней педагогической практики. Из всей известной ему истории педагогики не мог припомнить.

«Отпусти, дура!» - сиплым шёпотом выдавил он из себя.
«Да крутите же, что вы стоите! Я Ваш патрубок долго не продержу!»

Степаныч решил вырваться силой, всё ещё стараясь сохранить лицо. Он перехватил руку Лары в запястье, а рукой с разводным ключом попытался отпихнуть девушку от себя, для чего упёрся в её плечо. В этот момент молодая богомолица поняла, что держит в руке, и абсолютно потеряла контроль над телом. То есть тело продолжало бороться с патрубком, в то время как мозг перебирал молитвы в поисках житейской подсказки. Чтобы не упасть, Лариса свободной рукой ухватила директора за талию. Раскачиваясь и вращаясь, они медленно удалялись от автомобиля под бессвязное шипение Аркадия Степановича. Со стороны было похоже, что страдающий болезнью Паркинсона старик учит не слишком способную к танцам девушку самому несуразному вальсу...

Когда Аркадий Степанович уверился, что хуже уже быть не может, за спиной раздалось пронзительное «Охальник! Душегуб!» - Антонина покопалась в своих начитанных умными брошюрами глубинах, но ничего весомого, подходящего к случаю, не находилось... «Извращенец!» - фальцетом добавила она и огрела директора авоськой с яблоками.

Физическое воздействие на Степаныча произвело отрезвляющий эффект на Ларису, и кулачок, наконец, разжался. Бутылка тёплого шампанского после взбалтывания не смогла бы выдать и половины пенных брызг, извергнутых освободившимся «патрубком»...

Помедлив секунду, Аркадий Степанович скрылся в кабине «Волги», заблокировал двери и свернулся калачиком на сиденье.

На счастье героев, прибывшая электричка отвлекла ожидающих посадки дачников. Единственными свидетелями происшествия оказались два сошедших пассажира: директорская жена, госпожа Сычёва, и куратор реставрации - Отец Илья. По причине своей близорукости Галина Владимировна пропустила пикантные подробности, и стразу принялась встревоженно хлопотать вокруг закрытой машины с открытым капотом и неподвижным телом внутри. Дальше про этих двоих сказать нечего... Разве только заметить, что до конца своих дней Аркадий Степанович не ел больше арбузов. Аллергия мол, и вообще — не любит...

А вот Отец Илья живо заинтересовался деталями и подоплёкой инцидента. Лариса пребывала в полнейшем эмоциональном осадке, но ухватилась за идею выговориться двумя руками. Прямо сначала — со своего сна, и закончила на том самом месте, где увидела, что держит в руке... В ходе длинного повествования она успокоилась и перестала всхлипывать, но лишь когда закончила, решилась поднять глаза на мудрого служителя Церкви.

Отец Илья стоял перед ней, уронив похожий на докторский саквояж наземь и слегка осев на подогнутых ногах. Батюшка мелко трясся, зажмурив глаза, из уголков сочились слёзы. Он так крепко стиснул зубы, что обычно благолепная борода торчала вперёд и вверх, как у сатира. Лара удивилась — почему она раньше не замечала, до чего он похож на Санта Клауса? Отец Илья приоткрыл один глаз, увидел Ларису и согнулся пополам, всхлипывая и поохивая. «С-с-сыч!» - плакал Отец Илья.

Отсмеявшись, батюшка снова стал степенным и благообразным, но в уголках покрасневших влажных глаз искрилось бесовское веселье. «Прости, Господи, прости, Лариса! Замуж бы тебе пора...»

Антонина совершенно потеряла интерес к происходящему. Она достала из-за пазухи какую-то тоненькую книжицу и углубилась в чтение, время от времени с хрустом откусывая от яблока.

Добираться им пришлось на автобусе, но делов-то...

Лариса стукнулась мордой об угол замка, от чего и проснулась. Сонные глаза наткнулись на вчерашнюю какашку под стеной. Лара схватила её мясистыми губами и принялась нервно жевать. Содрогнулась: «Господи, приснится же такое! Ни хрена не помню, но сплошная бессмыслица...» Выплюнула говно, рассмотрела, на лету подхватила его с другого конца. «Это обожралась я на ночь, от того такие кошмары. Надо бы попоститься... Вот — откуда это слово?!!» Лариса в отвращении выплюнула говно...

Отец Илья допил чай с куском варёной колбасы. Жена осталась у детей в Городе, а сам он хлеба вчера купить забыл. Почесал дряблый живот, зевнул в предрассветную муть за окном. Достал из холодильника кулёк с мотылём и пошёл в гостиную кормить золотую рыбку, единственную обитательницу аквариума. Постучал пальцем по стеклу: «Что, опять говно своё жрёшь? Совсем ты, Лариска, очеловечилась в одиночестве... Надо бы тебе мужика карасиного купить».