давно что-то я не оскорблял чувства верующих. решил восполнить этот пробел, но не получилось. все уже оказалось сделано до меня, еще в 19 веке. рекомендую: православие в творчестве русских художников-передвижников.
Владимир Маковский. «Освящение публичного дома». Не знаю уж, почему мастер не довел эскиз до реализации в полноценной картине, возможно, просто посчитал сюжет вполне обыденным. А что такого? Дело житейское. Открытие бизнеса. Содержание дома терпимости — вполне себе почтенное занятие, разрешенное государством. Сегодня же никого не удивляет освящение мерседесов, новооткрытых супермаркетов, казино или автозаправок? Ну вот и тогда не удивляло.
Николай Неврев. «Монахи». В общем-то тоже не о чем особо и говорить. Рядовые будни тружеников креста и кадила... Отдыхая от трудов праведных, трое братанов изрядно подпили и рассматривают порнографические открытки, оформленные по тогдашнему обычаю в виде карточной колоды. Судя по отсутствию текущих слюней и выпученных глаз, зрелище для компании вполне привычное, приевшееся. Ну и, как говорится, бог им в помощь...
Василий Перов. «Чаепитие в Мытищах близ Москвы». А это, кстати, вообще госзаказ такой. Короче, администрация города Мытищи, озадаченная продвижением трубы, по которой местная вода поступала в Москву, заказала специалисту рекламный баннер. Каковая работа была исполнена, и, насколько я знаю, принята работодателем (ну и гонорар, выделенный из бюджета, знамо дело, распилен). Разве что шокированная общественность возмущалась, что и монаху невместно так выглядеть и с ветеранами так обращаться грешно, да и вообще... Но чиновникам и тогда все было по фигу, ну прям как сейчас...
Василий Перов. «Монастырская трапеза».
Воздержание же есть, когда телу дают пищу, сообразно с потребностию ее, не слишком обременяя ею тело, не слишком облегчая от нее, как поступают и при нагружении судна, ибо когда оно слишком наполнено, то может пойти ко дну, а когда слишком легко, то подлежит опасности перевернуться кверху дном. Так же и в отношении ко сну: надо принимать его сколько полезно. За соразмерным принятием пищи следуют легкие сны а за тем и другим — бодренность на псалмопении, внимательное слушание чтений, разумное понимание каждого слова из поемых божественных песней. Будучи же услаждаема всем этим, душа благонастрояется, согревается и просвещается, вкушая плоды умеренности во всем. А от многоястия — сны тяжелые; от того же и другого — омрачение мыслей, неразумение песненных речений, сжатие уст, потемнение очей, души и тела: ибо с внешним сообразуется и внутреннее.
Насельник Псково-Печерского Свято-Успенского монастыря многогрешный архимандрит Иоанн
Ну что тут скажешь. Да на картине вообще все по канону. Хорошо видно, что мысли у братии не омраченные, песенные речения разумеют, уста не сжаты и далее по списку. Так что никакого греха чревоугодия и другой неумеренности. Даже непонятно, отчего современники так кипятились по поводу этого полотна, считали его злой социальной сатирой, хотя и признавали, что сама сценка в целом, весьма обыденная. Так что и это не удивительно. Если уж у них архимандрит многогрешен, в чем сам и признается, то легко представить, каковы остальные, чином помельче...
И еще одна работа Неврева. «Протодиакон, провозглашающий на купеческих именинах многолетие». Здесь мне больше всего нравится мальчик в правой стороне. С неподдельным изумлением глядит он на героя картины и явно думает: «Вот, хорошо, однако, быть протодиаконом. И спецодежда красивая и работенка не пыльная. Пришел, выпил, закусил, проорал “Многая лета!” И все. Рабочий день закончен, а тут уже и опять подносят... Да не просто так, а с уважением... Все! не хочу быть пожарным или космонавтом! Хочу быть протодиаконом! А то и в архимандриты выйду. У тех, сказывают, вообще житуха райская...»
А все остальное нам знакомо и так, по сегодняшней жизни. На любой юбилей или корпоратив придите — все аналогичным образом происходит. Кто-то Киркорова или Моисеева приглашает или, если с деньгами сложности, исполнителей попроще. А некоторые как раз протодиаконов зовут да и иных служителей культа не забывают. Ну там чисто кадилом помахать да проповедь прочесть... Короткую. И пьяные рожи все те же. За сто пятьдесят лет здесь тоже ничего не изменилось.
Илья Репин. «Крестный ход в Курской губернии». Замечательно. Масштабно. И очень информативно и поучительно. Пресловутый русский народ-богоносец, как он есть. Огромное количество образов и типажей, скрупулезно выписанных трудолюбивым автором, просто поразительно. Пожалуй что только у Иванова в «Явлении Христа народу» людишек побольше, ну так Иванов ее всю жизнь одну только и писал. Но и здесь персонажей очень много, они самых разных социальных слоев, возраста, достатка и т.д. Но есть у них и одна общая черта — они несимпатичны или же просто отвратительны. Такая динамичная галерея пьяных уродов, религиозных фанатиков, дегенератов, чиновников и прочих нелицеприятных организмов... Настоятельно рекомендую нагуглить полотно в большом разрешении и рассмотреть его внимательно. Очень впечатляет. Одних только Клочковых можно насчитать штук восемь...
Возвращаясь же, уже традиционно, к сегодняшнему моменту, хочу заметить, что опять-таки сейчас все как раньше. Во всяком случае, в тех крестных ходах, которые я в последние годы наблюдал в Кубинке и в Перхушково, лица участвовали примерно те же самые. Разве одеты по другому...
Василий Перов. «Сельский крестный ход на пасху». Это, скорее всего, лучшая и сильнейшая работа Перова в жанре так называемого критического реализма. В отличие от Репинского крестного хода, здесь масштабность, казалось бы, поменьше, но пристальное изучение работы показывает, что все обстоит ровно наоборот.
Действующих лиц здесь, правда, намного меньше, но каждый из них необычайно самобытен. Главный герой здесь, конечно, батюшка. Недюжинные переживания можно испытать глядя на тяжкий путь этого пастыря. «Упадет он с крыльца или же, с божией помощью, удержится?» Этот глубоко философский вопрос, несомненно, задает себе каждый зритель. А вот персонаж справа под крыльцом уже разговелся по полной, но бодро так лежит, прямо как живой. Его напарника отливает водой баба на крыльце. Вот вредная женщина! Цинично выводит человека из состояния райского блаженства. Другой хорошо поддавший с изумлением взирает на крест, явно пытаясь сообразить, а что же такое ему в руки всунули... Ну и остальные не хуже.
На картине, кроме самих персонажей, есть и другой слой реальности. Множество религиозно-бытовых мелочей дополняют сцену и украшают ее с изумительным вкусом. Например, крестьянин по центру тащит икону перевернутую, вверх ногами. А на образе богородицы в руках у соседней с ним бабы потеряны лики. То есть в руках у нее только доска с окладом, без самой иконы. Герой наш, батюшка, давит ногой пасхальное яйцо, которое самоотверженно пытается спасти дьячок. Ну и так далее... Кстати, у Репина такое тоже есть. Вот, допустим, баба на переднем плане тащит пустой киот, без иконы. Но Илья Ефимыч на это упора не делал, для него это так, эпизод. А у Перова — один из основных приемов.
А над всем этим умилительно так всевидящее око взирает с хоругви. Лепота и благорастворение...
А еще рассказывают, что на одном из первых эскизов к картине, вместо пьяного под крыльцом справа, лежала свинья. Но автор ее убрал, видать выглядела слишком культурно и портила впечатление...
К слову, за это произведение Перова собирались судить как за богохульство, но, видать, попустил господь. Вот так вот...
